Портрет

Когда в рамках своего мирового турне в Москве в Доме журналистов известный педагог из Великобитании Филлис Уэлбанк получила в дар постер этого портрета, она расцеловала его прямо в зале. – Хороший портрет, - призналась тогда Филлис. - Сходство большое. И очень точно схвачена суть ее характера!

   Филлис Уэлбанк можно верить. Ведь она около десяти лет работала и дружила с Марией Монтессори, открывала в Лондоне под ее руководством школу «Gatehouse». Хорошо помню, как после ее выступления в Доме журналистов мы сидели в гостиничном номере, а постер лежал рядом, на столике. Она вдруг наклонилась, закрыла рукой нижнюю часть лица  на портрете и сказала:

- Смотри, ты спрашиваешь, какая она была. Посмотри, в глазах видно характер. Вот такая она была!

Тогда же Филлис поинтересовалась: - А кто автор этого портрета?

    Увы, я не смогла ей ответить. Но тогда же  решила, что обязательно познакомлюсь с автором. И расскажу ему об удивительной встрече его портрета с  удивительной Филлис.

   К счастью, портрет был напечатан на обложке десятого  номера журнала «Монтессори-клуб», и  я легко  уточнила имя художника. Тогда имя Александра Акопова мне ничего не говорило. В интернете я нашла его несколько  работ   – очень разноплановых, талантливых и ярких – от портрета Раисы Горбачевой до морского пейзажа и умиротворенного деревенского натюрморта. Оказалось,  он является одним из основателей Московского товарищества художников «Китоврас», а его работы находятся в частных коллекциях  России, США, Западной Европы.

Я позвонила Александру, и мы договорились о встрече.

В мастерской меня встретил молодой энергичный человек, с волосами до плеч и смеющимся прищуром зеленых глаз. На седовласого мэтра он явно не был похож. На уединенного созерцательного художника – тоже.

 - Александр, так кто Вы больше – портретист, пейзажист или маринист? -  поинтересовалась я,  с интересом рассматривая на стенах его картины.

 Вот - несколько финских пейзажей, а вот – портрет отца, отдыхающего на диване. Рядом – Дягилев в полный рост. Напротив – полный экспрессии морской пейзаж. А там – взъерошенный бомж с огромными глазами испуганного ребенка.

 - Вообще-то в Академии живописи, ваяния и зодчества я заканчивал портретную мастерскую. Но я всегда знал, что не буду просто портретистом.

Мне интересно все. И все, что мне интересно, я пишу.

- А как возникла идея написать портрет Марии Монтессори?

- Ко мне  через своего мужа обратилась А. Гурарий, она последовательница этой системы, у нее свой детский центр. Сначала заказ был сделан  другому художнику, но портрет получился неудачный. Они обратились ко мне. Мне стало обидно за коллегу, и я написал портрет.

- Вы так легко об этом говорите. Быстро написали?

- Довольно быстро.

- А как добивались сходства?

- Стал искать в интернете фотографии. Их, к сожалению, немного. Нашел штуки три, которые меня устроили. Остановился на одной. Лицо ее я сразу раскрыл. А потом уже дописывал и корректировал.

- А что значит для художника – «раскрыть лицо»?

- Раскрыть лицо – это вылепить. Как бы это объяснить… художник «лепит» цветом, краской.  Это  основа, главное. А затем уже наносятся детали.

- А как же постижение сути личности, характера?

- Я понимал, что в ней должен быть опыт и некое сочувствие. Она ведь свою жизнь посвятила детям. Еще - мудрость ученого. И - годы, конечно, которые запечатлеваются на лице.

 Кстати, в работе мне помогло то, что незадолго до этого я писал портрет одной восьмидесятилетней женщины, фрау фон Зенден. Ее портрет заказали мне мои знакомые, у которых я нередко останавливался, когда бывал в Германии.

-  Александр, а  по фотографиям легко писать?  Как-то мы с мужем решили сделать подарок к юбилею свадьбы   родителей и заказать портрет с любимой фотографии их молодости. Четыре разных художника пытались выполнить портрет, но увы… Ничего, кроме разочарования, эти попытки нам не принесли. В конце концов мы вынуждены были отказаться от этой затеи.

- На самом деле писать с фотографии действительно не просто. Я могу назвать два—три художника, которым это удается. Если есть возможность, лучше, конечно, писать человека  живьем. Или хотя бы увидеть его, пусть даже инкогнито, чтобы он не знал, что я - художник, который будет писать портрет. Но иногда бывают заказы сделать портрет по фотографии. Это бывает, когда человека уже нет в живых или, например, ему хотят сделать сюрприз. Как-то мне поступил заказ – сделать копию картины «Три богатыря» В.Васнецова, а лицо Ильи Муромца -  заменить на лицо юбиляра. Это сослуживцы решили устроить своему шефу  такой подарок - сюрприз. Получилось забавно.

Но истинное наслаждение – это, конечно, писать с натуры.

- Есть ли у вас любимые картины?

- Все картины - как дети. Мне больше запоминаются портреты. Ведь это- люди, с их особенностями и характерами. И особенно они удаются, если удается установить эмоциональное взаимодействие с человеком.

 - А что в портрете самое сложное?

 - Трудно сказать. Наверное - научиться рисовать портреты!- Александр улыбается.- В портрете все важно. Важно, чтобы человек живой был,  а не пластилиновый.

- Где-то я слышала мнение, что одно из самых сложных в портрете – это руки.

- Кому как. У меня был вариант – портрет М.Монтессори по пояс, с руками. Но я решил от этого варианта отказаться. Но не потому, что были проблемы с руками. Просто окончательный вариант получился более органичным, завершенным.

 Александр достает альбом с фотографиями своих работ.   Вот дети и девушки, политики и бизнесмены. Вот портрет кардиохирурга Рината Акчурина, вот беззаботно улыбается Инна Ходорковская, вот Евгений Моргулис с гитарой, а вот портрет Раисы Горбачевой.

- Вы писали ее уже после смерти?

- Да,  это заказ Михаила Гобачева. В Фонде Горбачева мне с приятелем пришлось еще расписывать стену – что-то вроде исторического коллажа. Там был Петр Первый, и Черчилль, и Хоннекер, и Ден Сяо Пин, и Назарбаев в орденах, и жанровые сцены Вьетнамской войны, и Путин, и танцующий Ельцин - множество исторических личностей.

Кстати, Горбачев был уверен, что после Клинтона президентом станет Гор, и мы нарисовали его. Победил Буш, но мы ничего изменять уже не стали.

 - То есть Вы еще и стены расписываете?

 - И потолки, - смеется Александр.

 Он достает увесистые альбомы и показывает мне фотографии.

- Вот в одном доме-замке пришлось расписывать потолок. Голубое небо, облака, парящий ястреб в вышине. Потом там сделали подсветку, и когда поздним вечером ее включили, с улицы казалось, что в доме -   реальное дневное небо. Помню, как рабочие сбежались и смотрели, как завороженные.

   А вот еще роспись стены – морской пейзаж. А  вот здесь – роспись-коллаж стены под Лентулова. Узнал, что  это - любимый художник заказчика. Получилось любопытно.

  - А есть ли что-то, что дается Вам с трудом?

 - Еще когда я был школьником, в средней художественной школе  имени Сурикова, где я учился, мне было сложно переучиваться  после гуаши на акварель.

Зато когда мы начали писать маслом, все пошло как «по маслу». Я до сих пор предпочитаю писать маслом.

- Когда Вы начали рисовать, помните?

- Очень рано. Мои родители – инженеры. Они были далеки от искусства. Мамины братья  любили рисовать, и один мой дядя даже коллекционировал живопись. Я  рисовал с самого детства. Родители сначала водили меня в художественную школу в Химках. Потом  я пошел в первый класс и одновременно поступил  в Краснопресненскую художественную школу в Москве. Занятия там были два раза в неделю, и я явно выделялся среди остальных. Мне порекомендовали поступить в Московскую центральную художественную школу им. Сурикова. Туда набирали одаренных ребят со всей страны. Класс был всего 13 человек, а конкурс - 11 человек на место, но я поступил. А после армии была Академия живописи, ваяния и зодчества.

 -Кого бы вы назвали своим Учителем?

- Сложно сказать. Учителей у меня было много. Такого, как Чистяков у Репина, пожалуй, не было. Могу назвать Николая Михайловича Кондрашина. В Центральной художественной школе он вел у нас рисунок. Он дал мне очень много. И не только технику, но и художественное видение.

- А кто ваш любимый художник?

- Мне нравится разные художники.  Если говорить о портретах, то это Репин,  очень интересна специфическая портретная техника Серова. Меня притягивает солнечный свет, игра света и тени в картинах Семирадского.  Я сам люблю, чтобы было много света, солнца, чтобы была экспрессия колоритных сочетаний.

- Генриху Семирадскому  особенно удавались античные сюжеты. Вы что-то писали в этом стиле?

– Довольно много. Правда, у меня самого ничего не осталось. Эти работы очень хорошо раскупаются. Кстати, темой своей дипломной работы в Академии я не стал брать просто портрет. Меня увлек сюжет Радзинского о Сократе. И моя дипломная работа – Сократ на Агоре – историческое полотно.

   Александр идет к стенке, уставленной книгами, и приносит изданный несколько лет назад свой альбом «Живопись. Александр Акопов».

На последней странице – дипломная работа. Зноем и солнечным светом веет даже с ее уменьшенной фотографии. Пытаюсь понять, что здесь происходит.

    Загорелые тела в туниках. Зной и нега… Жарким летним днем в тени старого оливкового древа собрались философы.. В центре - озаренная солнцем фигура любимца народа - Сократа, рядом сидит его верный ученик Платон. Кто иронически, а кто скептически внимает  рыночному балагуру - мудрецу.

- Кстати, эту картину пытались украсть. Вырезали из рамы, но, к счастью, сработала сигнализация, и ее бросили. Сейчас она отреставрирована и выставлена в музее  Академии художеств, - рассказал Александр.

- Мне показалось, эта работа прямо в духе Семирадского. Его то ругали за салонность, то  называли представителем романтического историзма в живописи. А вы – романтик в живописи?

- Скорее, реалист. Меня интересует реалистичная живопись, и в ней я нахожу  свои задачи. Это сложнее, чем кубик рисовать. 

- Ваш коллега художник Я.Колобаев назвал вас подлинным представителем исчезающей школы русского реализма. Неужели исчезающей?

- Мастеров  становится мало. Что вы хотите – индустрия. Сейчас все разменивается на рубли, и почти нет интереса к подлинному искусству. Зачем долго учиться, если  путь к большим деньгам гораздо ближе и проще? Сидеть и учиться,  отшлифовывать мастерство, рисовать академические гипсы – это долгий путь. А большинство идет простым путем. Более быстрым. Вот только к искусству это не имеет отношения.

А когда долго постигаешь профессию, то идешь медленно.